Неточные совпадения
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним
делать? Я уж несколько
раз ему говорил. Вот
еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда
еще не видывал. Он-то ее
сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
— Хорошо, — сказала она и, как только человек вышел, трясущимися пальцами разорвала письмо. Пачка заклеенных в бандерольке неперегнутых ассигнаций выпала из него. Она высвободила письмо и стала читать с конца. «Я
сделал приготовления для переезда, я приписываю значение исполнению моей просьбы», прочла она. Она пробежала дальше, назад, прочла всё и
еще раз прочла письмо всё сначала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое страшное несчастие, какого она не ожидала.
День скачек был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра
еще сделав себе расписанье дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых будет весь Двор и на которых ему надо быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в неделю
раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу, по заведенному порядку, на расход деньги.
— Она
сделала то, что все, кроме меня,
делают, но скрывают; а она не хотела обманывать и
сделала прекрасно. И
еще лучше
сделала, потому что бросила этого полоумного вашего зятя. Вы меня извините. Все говорили, что он умен, умен, одна я говорила, что он глуп. Теперь, когда он связался с Лидией Ивановной и с Landau, все говорят, что он полоумный, и я бы и рада не соглашаться со всеми, но на этот
раз не могу.
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или
еще раз увидать его. Она ждала его целый день и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он
еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне
делать!..»
И вдруг они оба почувствовали, что хотя они и друзья, хотя они обедали вместе и пили вино, которое должно было бы
еще более сблизить их, но что каждый думает только о своем, и одному до другого нет дела. Облонский уже не
раз испытывал это случающееся после обеда крайнее раздвоение вместо сближения и знал, что надо
делать в этих случаях.
— Прикажите
еще поворот
сделать. Всего три ступеньки прибавить. И пригоним в самый
раз. Много покойнее будет.
Утром страшный кошмар, несколько
раз повторявшийся ей в сновидениях
еще до связи с Вронским, представился ей опять и разбудил ее. Старичок с взлохмаченной бородой что-то
делал, нагнувшись над железом, приговаривая бессмысленные французские слова, и она, как и всегда при этом кошмаре (что и составляло его ужас), чувствовала, что мужичок этот не обращает на нее внимания, но
делает это какое-то страшное дело в железе над нею. И она проснулась в холодном поту.
«Ну-ка, слепой чертенок, — сказал я, взяв его за ухо, — говори, куда ты ночью таскался, с узлом, а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив… с узлом? яким узлом?» Старуха на этот
раз услышала и стала ворчать: «Вот выдумывают, да
еще на убогого! за что вы его? что он вам
сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой загадки.
— А вам разве не жалко? Не жалко? — вскинулась опять Соня, — ведь вы, я знаю, вы последнее сами отдали,
еще ничего не видя. А если бы вы все-то видели, о господи! А сколько, сколько
раз я ее в слезы вводила! Да на прошлой
еще неделе! Ох, я! Всего за неделю до его смерти. Я жестоко поступила! И сколько, сколько
раз я это
делала. Ах, как теперь, целый день вспоминать было больно!
— Гм… черт… спросить… Да ведь она ж никуда не ходит… — и он
еще раз дернул за ручку замка. — Черт, нечего
делать, идти!
А выдумай вы другую теорию, так, пожалуй,
еще и в сто миллионов
раз безобразнее дело бы
сделали!
Да, он почувствовал
еще раз, что, может быть, действительно возненавидит Соню, и именно теперь, когда
сделал ее несчастнее. «Зачем ходил он к ней просить ее слез? Зачем ему так необходимо заедать ее жизнь? О, подлость!
— Полно, папаша, полно,
сделай одолжение! — Аркадий ласково улыбнулся. «В чем извиняется!» — подумал он про себя, и чувство снисходительной нежности к доброму и мягкому отцу, смешанное с ощущением какого-то тайного превосходства, наполнило его душу. — Перестань, пожалуйста, — повторил он
еще раз, невольно наслаждаясь сознанием собственной развитости и свободы.
— Ты поступил хорошо, потому что бедным детям надо играть и резвиться, и кто может
сделать им какую-нибудь радость, тот напрасно не спешит воспользоваться своею возможностию. И в доказательство, что я права, опусти
еще раз свою руку в карман попробуй, где твой неразменный рубль?
Но на этот
раз он скоро понял, что такая роль
делает его
еще менее заметным в глазах Лидии.
— Нет, — как он любит общество взрослых! — удивлялся отец. После этих слов Клим спокойно шел в свою комнату, зная, что он
сделал то, чего хотел, — заставил взрослых
еще раз обратить внимание на него.
«Что же я тут буду
делать с этой?» — спрашивал он себя и, чтоб не слышать отца, вслушивался в шум ресторана за окном. Оркестр перестал играть и начал снова как
раз в ту минуту, когда в комнате явилась
еще такая же серая женщина, но моложе, очень стройная, с четкими формами, в пенсне на вздернутом носу. Удивленно посмотрев на Клима, она спросила, тихонько и мягко произнося слова...
Сделав этот вывод, Самгин вполне удовлетворился им, перестал ходить в суд и
еще раз подумал, что ему следовало бы учиться в институте гражданских инженеров, как советовал Варавка.
Столь крутой поворот знакомых мыслей Томилина возмущал Самгина не только тем, что так неожиданно крут, но
еще и тем, что Томилин в резкой форме выразил некоторые,
еще не совсем ясные, мысли, на которых Самгин хотел построить свою книгу о разуме. Не первый
раз случалось, что осторожные мысли Самгина предупреждались и высказывались раньше, чем он решался
сделать это. Он почувствовал себя обворованным рыжим философом.
— Отстань! Семинарист этот был прилежным учеником, а чудотворца из него литераторы
сделали за мужиколюбие. Я тебе скажу, что бурят Щапов был мыслителем как
раз погуще его, да! Есть
еще мыслитель — Федоров, но его «Философия общего дела» никому не знакома.
— Что ж ты
делал эти дни? — спросила она, в первый
раз оглядывая глазами комнату. — У тебя нехорошо: какие низенькие комнаты! Окна маленькие, обои старые… Где ж
еще у тебя комнаты?
«Ты не пощадил ее „честно“, когда она падала в бессилии, не сладил потом „логично“ с страстью, а пошел искать удовлетворения ей, поддаваясь „нечестно“ отвергаемому твоим „разумом“ обряду, и впереди заботливо сулил — одну разлуку! Манил за собой и… договаривался! Вот что ты
сделал!» — стукнул молот ему в голову
еще раз.
Но за ширмами сторожила меня Альфонсинка: я это тотчас заметил, потому что она
раза два выглянула и приглядывалась, но я каждый
раз закрывал глаза и
делал вид, что все
еще сплю.
— С тех пор, в то самое утро, как мы с вами в последний
раз виделись, я
сделала тот шаг, который не всякий способен понять и разобрать так, как бы понял его человек с вашим незараженным
еще умом, с вашим любящим, неиспорченным, свежим сердцем.
— Он мне напомнил! И признаюсь, эти тогдашние несколько дней в Москве, может быть, были лучшей минутой всей жизни моей! Мы все
еще тогда были так молоды… и все тогда с таким жаром ждали… Я тогда в Москве неожиданно встретил столько… Но продолжай, мой милый: ты очень хорошо
сделал на этот
раз, что так подробно напомнил…
Мы часто повадились ездить в Нагасаки, почти через день. Чиновники приезжали за нами всякий
раз, хотя мы просили не
делать этого, благо узнали дорогу. Но им все
еще хочется показывать народу, что иностранцы не иначе как под их прикрытием могут выходить на берег.
Она жалела, что упустила случай нынче высказать ему
еще раз то же, что она знает его и не поддастся ему, не позволит ему духовно воспользоваться ею, как он воспользовался ею телесно, не позволит ему
сделать ее предметом своего великодушия.
Верочка
раза два входила в комнату, поглядывая искоса на гостя, и
делала такую мину, точно удивлялась, что он продолжает
еще сидеть.
Зося, конечно, давно уже заметила благородные усилия Половодова, и это
еще больше ее заставляло отдавать предпочтение Лоскутову, который ничего не подозревал. Последнее, однако, не мешало ему на всех пунктах разбивать Половодова каждый
раз, когда тот
делал против него ученую вылазку. Даже софизмы и самые пикантные bons mots [остроты (фр).] не помогали, а Зося заливалась самым веселым смехом, когда Половодов наконец принужденно смолкал.
— Каждый
раз, как вхожу к вам, вы смотрите с таким любопытством: «Опять, дескать, не объявил?» Подождите, не презирайте очень. Не так ведь оно легко
сделать, как вам кажется. Я, может быть,
еще и не
сделаю вовсе. Не пойдете же вы на меня доносить тогда, а?
Илюша смолчал, но пристально-пристально посмотрел
еще раз на Колю. Алеша, поймав взгляд Коли, изо всех сил опять закивал ему, но тот снова отвел глаза,
сделав вид, что и теперь не заметил.
Это именно вот в таком виде он должен был все это унижение почувствовать, а тут как
раз я эту ошибку
сделал, очень важную: я вдруг и скажи ему, что если денег у него недостанет на переезд в другой город, то ему
еще дадут, и даже я сам ему дам из моих денег сколько угодно.
— Отрезав это, Дмитрий Федорович
еще раз поклонился, затем, вдруг обернувшись в сторону своего «батюшки»,
сделал и тому такой же почтительный и глубокий поклон.
17-го утром мы распрощались с рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь, к староверам. Уходя, я
еще раз посмотрел на море с надеждой, не покажется ли где-нибудь лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у берега было тихо, но вдали ходили большие волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не оставалось
делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
Близ земледельческих фанз река Лефу
делает небольшую излучину, чему причиной является отрог, выдвинувшийся из южного массива. Затем она склоняется к югу и, обогнув гору Тудинзу, опять поворачивает к северо-востоку, какое направление и сохраняет уже до самого своего впадения в озеро Ханка. Как
раз против Тудинзы река Лефу принимает в себя
еще один приток — реку Отрадную. По этой последней идет вьючная тропа на Майхе.
Вдруг в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив колено о камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать больную ногу. Через минуту прибежал Леший и сел рядом со мной. В темноте я его не видел — только ощущал его теплое дыхание. Когда боль в ноге утихла, я поднялся и пошел в ту сторону, где было не так темно. Не успел я
сделать и 10 шагов, как опять поскользнулся, потом
еще раз и
еще.
Надобность в дежурстве прошла. Для соблюдения благовидности, чтобы не
делать крутого перерыва, возбуждающего внимание, Кирсанову нужно было
еще два — три
раза навестить Лопуховых на — днях, потом через неделю, потом через месяц, потом через полгода. Затем удаление будет достаточно объясняться занятиями.
— Вы видите, — продолжала она: — у меня в руках остается столько-то денег. Теперь: что
делать с ними! Я завела мастерскую затем, чтобы эти прибыльные деньги шли в руки тем самым швеям, за работу которых получены. Потому и раздаю их нам; на первый
раз, всем поровну, каждой особо. После посмотрим, так ли лучше распоряжаться ими, или можно
еще как-нибудь другим манером,
еще выгоднее для вас. — Она раздала деньги.
— Вы
делали для них подписку, это
еще хуже. На первый
раз государь так милосерд, что он вас прощает, только, господа, предупреждаю вас, за вами будет строгий надзор, будьте осторожны.
В 1827 я привез с собою Плутарха и Шиллера; рано утром уходил я в лес, в чащу, как можно дальше, там ложился под дерево и, воображая, что это богемские леса, читал сам себе вслух; тем не меньше
еще плотина, которую я
делал на небольшом ручье с помощью одного дворового мальчика, меня очень занимала, и я в день десять
раз бегал ее осматривать и поправлять.
— Вы спросите, кому здесь не хорошо-то? Корм здесь вольный,
раза четыре в день едят. А захочешь
еще поесть — ешь,
сделай милость! Опять и свобода дана. Я
еще когда встал; и лошадей успел убрать, и в город с Акимом, здешним кучером, сходил, все закоулки обегал. Большой здесь город, народу на базаре, барок на реке — страсть! Аким-то, признаться, мне рюмочку в трактире поднес, потому у тетеньки насчет этого строго.
С Иваном поступили
еще коварнее. Его разбудили чуть свет, полусонному связали руки и, забивши в колодки ноги, взвалили на телегу. Через неделю отдатчик вернулся и доложил, что рекрута приняли, но не в зачет,так что никакой материальной выгоды от отдачи на этот
раз не получилось. Однако матушка даже выговора отдатчику не
сделала; она и тому была рада, что крепостная правда восторжествовала…
Не знаю, какие именно «большие секреты» она сообщила сестре, но через некоторое время в городе разнесся слух, что Басина внучка выходит замуж. Она была немного старше меня, и восточный тип
делал ее
еще более взрослой на вид. Но все же она была
еще почти ребенок, и в первый
раз, когда Бася пришла к нам со своим товаром, моя мать сказала ей с негодующим участием...
Но, во всяком случае, это обстоятельство
делало нового пришельца предметом интересным, так как мы видела разных мальчиков, а купленных мальчиков
еще не видели ни
разу.
Прасковья Ивановна шушукалась с невестой и несколько
раз без всякой побудительной причины стремительно начинала ее целовать. Агния
еще больше конфузилась, и это
делало ее почти миловидной. Доктор, чтобы выдержать свою жениховскую роль до конца, подошел к ней и заговорил о каких-то пустяках. Но тут его поразили дрожавшие руки несчастной девушки. «Нет, уж это слишком», — решил доктор и торопливо начал прощаться.
У Лиодора мелькнула мысль: пусть Храпун утешит старичонку. Он молча передал ему повод и
сделал знак Никите выпустить чумбур. Все
разом бросились в стороны. Посреди двора остались лошадь и бродяга. Старик отпустил повод, смело подошел к лошади, потрепал ее по шее, растянул душивший ее чумбур,
еще раз потрепал и спокойно пошел вперед, а лошадь покорно пошла за ним, точно за настоящим хозяином. Подведя успокоенного Храпуна к террасе, бродяга проговорил...
Отправляясь в первый
раз с визитом к своему другу Штоффу, Галактион испытывал тяжелое чувство. Ему
еще не случалось фигурировать в роли просителя, и он испытывал большое смущение. А вдруг Штофф
сделает вид, что не помнит своих разговоров на мельнице? Все может быть.
Раз он
сделал сцену сладкому братцу Голяшкину, а потом сейчас же попросил у него извинения и, извиняясь,
еще сильнее ненавидел эту сладкую тварь.
Полуянов долго не решался
сделать окончательный выбор деятельности, пока дело не решилось само собой.
Раз он
делал моцион перед обедом, — он приобретал благородные привычки, — и увидел новую вывеску на новом доме: «Главное управление Запольской железной дороги». Полуянов остановился, протер глаза,
еще раз перечитал вывеску и сказал всего одно слово...